|
Яркая россыпь звезд отражалась
в спокойной глада моря, чьи холодные волны с утробным ревом разбивались
о берега маленького островка. Небольшой клочок суш, отвесными стенами
скал уходами в воду, был лишен какой-либо растительности - просто серая
громада камня, угрюмо возвышавшаяся посреди холодного северного океана.
Бессчетные столетия стоял он здесь, мрачный часовой на стреле времен,
быть может о самого сотворения мира. И также угрюмо и мрачно на его вершине,
единственной горушке, примостился древний храм. Покосившиеся стены, провалившаяся
кровля, беззубый провал входа, где еще на одной петле висели остатки мощных
деревянных дверей - все это создавало иллюзию нереальности здешнего места.
Но только лишь иллюзию. Кто и зачем построил это чудовищное сооружение,
на голом клочке суши посреди бескрайнего океана, - то было неведомо. Неведомо
было и то, каким богам или демонам посвящен этот храм? Свету или тьме?
И уж совсем было непонятно, кто собрался предаваться молитвам здесь, в
самом глухом углу знаемой вселенной. Холод безжизненной пустоты хранил
ответы на эти вопросы, холод, недоступный ни одному смертному иди Бессмертному.
Внезапно на горизонте показалась темная точка. Это был корабль - узкий
северный драккар о пятнадцати пар вёсел. Широкий черный парус был истрёпан
жестокими северными ветрами и свешивался с единственной мачты бесформенными
клочьями. Зато весла работали вовсю, дружно загребая воду. Тяжелые капли
тягуче и мерю шлепались с широких лопастей весел. И корабль этот явно
держал курс на этот самый остров. Внимательный наблюдатель, буде таковой
здесь, не преминул бы отметить уставшие лица гребцов, слезящиеся глаза,
приглушенные ругательства, вылетавшие время от времени из уст того или
иного гребца. Во всех их движениях скользила неизбывная усталость, словно
они гребли сюда с другого конца мира, не покладая рук и не смыкая глаз.
Впрочем, так оно и было на самом деле. Люди эти - северные разбойники
- викинги - были уже не один день в пути, презрев вое опасности далеких
краёв, невзирая на холод и непогоду.
На носу драккара рядом с драконьей головой возвышалась громадная фигура
сурового воина в рогатом шлеме. Его лицо, испещренное морщинами и шрамами,
было устремлено вдаль, серо-стальные глаза, не отрываясь, смотрели на
остров. Широкая рыжая борода о проседью была расчесана и заплетена в две
косицы, длинные мускулистые руки опытного, бывалого рубаки стискивали
рукоять тяжелого обоюдоострого меча. На плечи рыжебородого гиганта была
наброшена щура неведомого зверя, тало оковывали железные объятья доспехов,
носивших следы многочисленных битв и сражений. Человека звали Олаф, и
был он предводителем бесшабашных морских разбойников, далеко на востоке
в Нордхейме, во фьорде Хагастрёи, остался его дом, его родное подворье,
а в нем - жена и любимый маленький сын именем Торвальд. Этим летом Олаф,
сын Канума, впрочем, как и обычно, бросил клич свободным бондам и владетелям
мелких хуторов: кто захочет отправиться в новый поход на юг за богатой
добычей, за золотом и рабами. А кому претило и то, и другое, Олаф обещал
великие приключения и незабываемую в венах славу, которую воспоют скальды,
складывая многочисленные саги и висы. Олаф знал, чем прельстить людей.
И недостатка в храбрецах не было. Множество молодых и старых героев собралось
в поход под предводительством славного Олафа, сына не менее славного Канума,
о Хагастрем,
подворья Хагаотрем, известного своей удачей. Их было много - этих храбрых
воителей. Больше пяти сотен воинов отправились в путь - не вернулся ни
один. На десяти быстрокрылых драккарах вышли в море герои, на десяти прочных,
вертких кораблях, и каждый свободный владетель нес на борту свое знамя.
Поначалу Олафу везло, и они успели захватить и разграбить несколько купеческих
кораблей, и даю взять приступом два небольших городка в нижней Фризии,
учинив полный разгром. Трюмы драккаров были до отказа забиты золотом и
прочей драгоценной утварью, отчего те сидели в воде почти по самые борта.
Однако жадность обуяла людей, и не было о ней сладу. Корабли повернули
на запад, в страну черноволосых кельтов и соломенноголовых саксов. Вот
где добычи будет больше всего, думал каждый, предвкушая новые многочисленные
победы. Каждый, но только не Олаф. Он-то понимал, насколько переменчива
удача, и как любит судьба порой устраивать смертным многоразличные ловушки.
И на этот раз все произошло именно так, как предполагал много мудрый викинг.
Высадившись на западном побережье Кельтии, и взяв на ножи охрану одного
небольшого приморского городка, пять сотен разудалых морских разбойников
двинулись вглубь страны, ожигая на своем пути одну деревню за другой.
Однако навстречу находникам выступил король Гвертевур с десятитысячным
войском закованных в сталь блистающих рыцарей. И при небольшой речушке,
имени которой сейчас никто не помнит, развернулось сражение, победу в
котором одержали кельты. Много полегло на том поле славных нордхеймских
парней, грудью встретив смерть и не отступив ни на шаг. Оставшихся в живых
северян погнали на запад, по уже пройденному, отмеченному смертью пути,
и немало пало народу в этой безумной гонке. Впрочем, и король Гвертевур
не досчитался пары тысяч своих воинов.
Горстка уцелевших в боях нордхеймцев заняла три драккара, оставшиеся сожгла,
перетащив все добро на свои корабли, и снова тронулась в путь. Теперь
уже домой,
на восток.
Однако в пути их настигла буря.
Словно сам владыка морских пучин Ньёрд разгневался на детей своих, и гнев
его был ужасен. Огромные волны, величиной с западный хребет, обрушивались
на три нордхеймских корабля, и чудилось испуганным божественной яростью
воинам, - то сам владыка морей, обернувшись в белую пеку морскую, пришел
требовать своей доли. Небо раскалывалось пополам, в жутком танце метались
обрывки туч, прошиваемые насквозь яркими сгустками молний. Пожалуй, даже
в день Рагнарека, Последней Битвы, не будет такого светопреставления.
Шторм потопил два корабля. Один развалился пополам, словно трухлявый пень,
и в мгновение ока ушел под воду вместе со всей командой и грудой сокровищ,
добытых в бессчетных битвах. А второй драккар заглотило огромное подводное
чудовище, и видно было, как корабль исчезает в его бездонной глотке, усеянной
длинными рядами острейших зубов. Третье же судно, ведомое твердой рукой
Олафа Морехода (было у него и такое прозвище), избежало подобной участи,
ловко увернувшись от клацнувших где-то сбоку челюстей гигантского монстра.
И внезапно все успокоилось. Ньёрд взял свою долю сокровищ и удалился на
покой, предоставив чудом выжившим людям продолжать свой путь. И они продолжили.
Однако утром оказалось, что свирепо буйствовавший шторм забросил их далеко
на запад, в крал и вовсе незнаемые. Ни один человек, эльф или гном с северных
островов не бывал здесь. Эти места лежали вдалеке от раз и навсегда утвержденных
караванных путей, от обитаемых земель и от родного дома нордхеймцев. Впрочем,
Олаф когда-то слышал краем уха, что давным-давно, столетия назад, в западном
море находилась большая земля. И имя той земле было Авалон, Много славных
витязей и героев родила она, много чудесных вещей творилось в ее пределах.
Но вот прогневили однажды эти люди богов, и сошел с неба ярый пламень,
спаливший даже камки, и поднялись из пучин морских сотки невиданных чудовищ,
и разверзлась земля, поглотив навеки дерзких, и лишь горстка смельчаков
сумела спастись, уплыв на восток. Так был положен конец мощи и процветанию
этой земли, навсегда упокоившейся на дне морском. И лишь несколько клочков
суши, островков с развалинами древней державы служили напоминанием былому
величию Авалона.
Так говорили слухи, а Олаф никогда не доверял олухам. Однако на этот раз
ему пришлось это сделать.
Три дня драккар плыл на запад, ведомый волчьим чутьем старого викинга.
Олаф чувствовал, что где-то там должна быть земля. И вот, на четвертый
день из туманного марева показался остров. Люди радостно зашевелились,
изо всех сил налегая на весла. А Олаф судорожно стиснул рукоять своего
верного меча. На миг ему показалось, что там, на этом берегу, он встретит
свою судьбу, и он даже увидел ее зловещий оскал. Гигантским усилием воли
он отогнал это видение, однако, догадался, что боги неспроста подарили
ему секунду озарения. Что-то должно было произойти,
Спустя пару часов остров уже довольно ясно маячил впереди, а вокруг него
под водой скрывались острые зубья скал и рифов. Во избежание всяческих
недоразумений с кораблем, Олаф приказал спустить на воду две лодки. Он
сам и еще с десяток воинов уселись на весла и поплыли к острову. Ловко
избежав подводные камни, они пристали к песчаному берегу и высадились
на сушу. Печальное зрелище открылось их взору. Может быть, когда-то здесь
и была жизнь, но сейчас остров превратился в один спекшийся камень, словно
побывав в горниле Предвечного Отца гномов.
Однако на самой вершине холма возвышались развалины какого-то храма. С
первого взгляда можно было понять, что они очень, непредставимо древни.
Туда-то и направились воины во главе с Олафом, оставив двоих сторожить
лодки. Старый викинг сам не понимал, что толкает его на этот шаг, однако
подчинился внутреннему голосу и стал споро взбираться на холм. Он точно
знал: там его ждет что-то необычное. И уже весь путь из далекого фьорда
Хагастрём представлялся ему начатым из-за одной единственной цели. И цель
эта была там, наверху.
Викинги взбирались довольно долго. Но вот пологий подъем кончился, громады
печальных серых камней остались позади, а впереди злобно щерился беззубой
усмешкой провал входа. Над входом истертыми колдовскими рунами была выбита
какая-то надпись, но смысл ее терялся в веках. Впрочем, и простому смертному
было понятно, что добра она не предвещает.
- Мой конунг, может быть, не стоит входить туда? - спросил один из воинов,
судорожно сжимая в руках боевой топор.
- Замолчи, Хродгар! - бросил Олаф, вглядываясь в темень храма. Ему чудились
там горы костей, над которыми с усмешкой вставала сама Смерть. И все же...
все же там было что-то еще, - Мы войдем внутрь, пусть даже для этого нам
придется сразиться со зловредными йотунами! Я первым, остальные за мной,
и приготовьте луки!
Воины вскинули оружие и шагнули вперед. Ощетинившийся сталью еж застыл
на пороге, силясь разглядеть что-нибудь в темноте. Но тщетно. И внезапно
стены храма озарились светом. По древним, замшелым стенам пробежала легкая
дрожь, разбудившая плоть земли, и недра ее тотчас отозвались далеким гулом.
Факелы, столетия висевшие в нишах и каким-то чудом сохранившиеся в безумной
череде веков, затлели легкими язычками пламени, и воины увидели в центре
храма алтарь. Алтарь странного красно-бурого цвета, и лишь приглядевшись,
можно было различить, что его покрывает толстая корка запекшейся крови.
У каждого в голове промелькнула невольная мысль: "Сколько же народу
здесь было загублено".
Вокруг алтаря стояли шесть безмолвных статуй. Шесть крылатых горгулий.
Шесть уродливых, клыкастых фигур, державших в когтях каменные косы. А
на алтаре, словно яркая росная капля среди серой дорожной пыли, возвышался
золотой кубок с вделанными по кругу алыми рубинами такой величины и красоты,
что у викингов, много чего повидавших на свете, голова пошла кругом. И
каждый из семи воинов подумал: "Он должен быть моим".
И только теперь понял Олаф, что за надпись украшала храм. "Иди и
возьми", было начертано там, и викинг не смог ослушаться неведомого
приказа.
- Стойте здесь, - сказал он, делая шаг вперед, - я возьму эту чашу, и
она станет нашей. Я чую, в ней заключена великая сила. Сила, дающая власть
над морями и лесами, ветрами и пустынями.
И где-то на задворках памяти промелькнуло предостережение старой Крагги,
ведьмы-гадалки, что жила неподалеку от его подворья. Собираясь в поход,
он заглянул к ней, желая знать, что ждет его в пути. Но старуха такого
нагадала Олафу, что старый морской волк и слушать ее не стал, махнув рукой
на все предсказания.
пустое бормотание выжившей из ума отарой карге. Но Крагга дело свое знала
и нагадала ему и поражение от кельтов, и шторм - гнев владыки Ньёрда,
и этот храм тоже зрела в своих видениях. Но какой воин станет доверять
женщине. А Олаф был великим воином.
Ступая по серым плитам древнего храма, он подошел к алтарю, невольно покосившись
на горгулий. Ему показалось, что каждая из шести фигур, нависших над ним,
замахнулась чудовищной косой. Стараясь не обращать на это внимания, он
протянул руку, и с благоговейным трепетом оторвал чашу от алтаря... И
в тот же миг воины, оставшиеся на корабле, и двое стражей возле лодки
увидали, как над вершиной горы, увенчанной развалинами, стали собираться
тучи, и неведомо откуда грянул гром, и прянула ветвистая яркая молния.
Остров ощутимо вздрогнул, и море пошло волнами, уж никак не напоминавшими
легкие барашки. С вершины вниз посыпались камни, а серые плиты окал раскололи
широкие трещины.
И едва золотая чаша была поднята, как из центра алтаря ударил фонтан крови,
свежей, новой, с ног до головы окатившей Олафа, плеснувшей на губы ужасных
химер и пробудившей их к жизни. И тотчас со всех сторон раздались сотни
голосов, вешавших что-то на странных языках, и стоны, сводившие с ума
людей, и сонмы серых теней вылетели та стен и закружились под сводами
храма, предвещая смерть посягнувшим на святыню древних богов.
Отплёвываясь от соленой крови, удерживая в скользящих руках тонкую ножку
золотой чаши, старый викинг завопил что было сил:
- Отступаем к выходу! Да стреляйте же в этих чертовых тварей!
Горгульи тем временем неспешно спрыгнули со своих постаментов, поводя
каменными буркалами по сторонам, вскинув в лапах острые косы и напоминая
собой каких-то чудовищных бондов на сенокосе осенью. Глаза их горели алым,
и такая в них сверкала ненависть, что люди невольно попятились назад.
Первые стрелы ударили в каменные туловища чудовищ, но не причинили им
никакого вреда, стальными оголовками высекая бессильные снопы искр. Две
или три твари взлетели в воздух, помогая себе мощными крыльями. Немногочисленная
горстка ладей была обложена со всех сторон, а неровный прямоугольник выхода
светил ох как далеко!
Упрятав наконец скользкую от крови чащу в поясную суму, Олаф выхватил
обеими руками меч и кинулся вперед, увлекая за собой соратников. В воздухе
замелькали мечи и топоры, остро отточенная сталь встретилась с каменный
оружием тварей, вызванных неведомым колдовством из глубины веков. Люди
в исступлении дробили клинками камень статуй в мелкое крошево, но и косы
горгулий тоже делали свое дело. Двое воинов уже лежали, раскинув руки,
на плитах храма с пробитыми головами. Их остекленевшие глаза уже видели
ворота Валгаллы. Еще один, удерживая рукой вываливающиеся внутренности
из раны на боку, внезапно кинулся вперед, прямо под ноги крылатой твари.
Горгулия споткнулась, удар Олафа снес ей полчерепа. Каменная туша стала
заваливаться на бок, и в открывшиеся проем бросились остатки северян,
отбиваясь от наседающих монстров. Однако до входа добрались только двое.
Олаф и еще один могучий воин по имени Рагнар, с изумительной легкостью
вертевший боевую двух лезвийную секиру. Ею он и разрубил череп предпоследней
горгулье, но и сам не уберегся от выпада острозубой косы. Каменной оружие
пронзило его насквозь, и он упал, захлебываясь собственной кровью. Олаф
бросил на него взгляд, закрыл храброму воину глаза, попросил Одина быть
милостивым к нему и выбежал наружу. Сунувшуюся было за ним горгулию в
пыль разнесла молния, прянувшая с небес. Гроза бушевала вовсю, грозя разнести
весь островок на мелкие кусочки.
И уже опускаясь вниз и ощупывая рукой вынесенную из храма реликвию, старый
викинг отчетливо услышал у себя в голове голос, произнесший слова: "Таково
проклятье, воин, проклятье Древних Богов. До седьмого колена, и увидишь
ты гибель семьи своей, и сыновья твои станут вершителями судеб мира. Но
не дано им будет узреть свет Божий, ибо Тьма станет их покровом."
Олаф дернулся, нервно оглянулся назад и увидал, как храм, стоявши столетия,
рушится. Как в него из круговерти туч бьют молнии, и земля ворочается
под ним, как разбуженный зверь, поглощая его, камень за камнем.
Олаф бросился бежать вниз, к лодке, слыша за спиной нарастающий гуд землетрясения.
Мимо пролетали громада камней, но, странное дело, ни один из них не задел
несущегося сломя голову человека, ни один, кроме камня судьбы. Запыхавшегося
викинга подхватили воины, усадили в лодку и резво заработали веслами,
удаляясь от острова. Маленький клочок суши посреди бескрайнего моря колотили
судорога землетрясения, скалы целым кусками ухали в океанскую бездну,
молнии избили остатки храма в мелкое крошево, тут же подхваченное мощным
северным ветром и развеянное над дальними бескрайними пределами. Маленькая
лодка ловко лавировала между подводными камнями и сыпавшимися сверху громадами
скал. Никто и никогда больше не узнает, что где-то в западных краях осколком
древней цивилизации высился некий храм. Храм, посвященный Древним богам,
их милостям и проклятьям. Десятки крепких рук подхватили взбирающихся
на борт людей. Едва ступив ногой на палубу и ощутив, наконец, некое присутствие
духа, Олаф приказал разворачивать парус, благо, над бескрайними просторами
океана гуляя далеко не слабый ветер. Со своей возможной быстротой северные
волки бросились исполнять волю капитана, и никто не отважился спросить:
а что же все-таки было там, на острове?, да куда подевались отважные воины?
и почему это напитан с ног да головы в крови, и что это так заманчиво
оттопыривает бок его сумы?
Словно щепка, подхваченная ураганом, узконосый драккар ринулся на север,
совсем не туда, куда хотелось бы Олафу. Однако с ветром не поспоришь,
и старый викинг не роптал на судьбу. Немыслимой кровавой статуей он возвышался
на корме корабля, молча, устремив свой взор на медленно погружающийся
в пучину остров, столь долгое время хранивший тайну Золотой Чаши. Тайну,
разгадывать которую придется не одному поколению Смертных и Бессмертных,
а расхлебывать заваренную им, Олафом, кашу и того дольше. Но это все было
в будущем, а сейчас драккар, влекомый стихией, шел на север, в неведомые
человеку дали.
Когда наконец изломанные клыки скал - вое, что осталось от острова, -
скрылись в туманной дали далеко позади, Олаф спустился к себе в каюту,
устало бросил в угол сушу с реликвией, поставил у изголовья обнаженный
меч и попытался забыться тяжелым сном. Но сначала он решил отмыться от
покрывавшей его всего крови. Но тщетно. Столь драгоценная влага жизни,
как называют ее ученые братья где-нибудь в южных монастырях, не желала
сходить, намертво прицепившись к человеку. Сколько ни тер свою кожу железным
скребком Олаф - викинг, ничего не получалось. Кровь стала его второй кожей.
И никакие магические средства, купленные в порту у бродячего колдуна за
немалую сумму в золотых, не помогали. От отчаяния старый воин решил свариться
в кипятке, думая, что хоть тогда вместе с камей сойдет и приставшая корка
крови. Да не тут-то было! А воины, видя тщетные попытки капитана избавиться
от ужасного наряда, стали шептаться между собой, называя это знамением
богов и, в особенности, великого Одина.
Между тем прошло несколько дней. Набранная было во время дождя вода уже
кончилась, и викинги стали, было роптать, но тут на горизонте, как по
заказу, появился еще один остров. Гораздо больше и живописнее, чем перши.
Не просто клочок серого камня посреди моря, но маленькая земля, со своими
лесами, реками, прохладными озерами и бегающей и порхающей там и сям весьма
аппетитной живностью. При мысли о сытном ужине (неважно, обеде, завтраке)
у варваров слюнки потекли, и они изо всех оставшихся сил налегли на весла,
приближая этот радостный миг.
Заметив уютную бухточку, с нависающими над водой листьями каких-то неизвестных
людям деревьев, Олаф приказал править туда. И вскоре потрепанный ветрами
и непогодой драккар прибыл к берегу. Старый викинг, все так же покрытый
несмывающейся коркой крови, первым отупил на благословенный, как ему казалось,
берег и полной грудью вдохнул напоенный лесными ароматами воздух.
Следом за ним на песчаный пляжик высыпало несколько десятков воинов. С
радостными воплями они разбрелись по берегу, с восторгом ощущая под ногами
много месяцев не топтаную землю. И вое же у них достало ума не уходить
далеко вглубь леса и держаться вместе, по возможности с орудием наготове.
Ибо кто мог предполагать, какие опасности таит в себе неведомый лес. Олаф
приказал выкатить из трюма пустые бочки и отправил отряд на поиски воды.
Еще один отряд, пяток лучников, ушли на промысел какой-нибудь съестной
добычи, и, судя по летающим, порхающим, пугающим и бегающим тварям лесным,
недостатка в этой добыче у них быть не должно. И едва первые отряды удалились,
а оставшиеся на берегу принялись обживать новое место, как из леса им
навстречу вышла неземной красоты девушка. В легком развевающемся платье,
отнюдь не скрывающем все прелести юного, гибкого тела, с копной золотистых
волос, водопадом струящихся по стройным плечам, с легкой усмешкой в ярко-синих,
словно драгоценные камни, прелестных глазах, с ярким бутоном алых чувственных
губ, так напоминающих лепестки роз. Девушка напоминала лесную королеву,
а может, (кто знает?) и была ей на самом деле. И ни у одного воина не
потянулась рука к оружию, не ёкнуло в предчувствии непонятной опасности
сердце, не сработал годами выпестованный инстинкт. Леди стояли в полном
молчании. Олаф застыл как громом пораженный, увидав это прелестное чудо,
мягкой поступью шагающее к остолбеневшим воинам. Что творилось в душе
прошедшего сотни сражений, истертого и битого жизнью викинга, не знал
никто, но он ни на секунду не забывал о своей любимой жене и маленьком
сыне по имени Торвалвд. Не забыл и сейчас, но это юное создание, дитя
природы, всколыхнуло что-то в жестком сердце воина, тронуло какую-то струну
там, глубоко в душе, и Олаф не удержался. Он подошел к ней, с ног до головы
покрытый кровью детина, и склонился над девушкой. Но она, ничуть не испугавшись
его жуткого вида, легко поцеловала его в губы. И тотчас все воины на берегу,
с интересом наблюдавшие за своим капитаном, попадали на пасок, забывшись
крепким сном. Та же участь постигла я отряды, отправленные в лес. Весь
остров замер. Не было слышно ни шороха листьев, ни шепота ветра в кронах
деревьев, ни далекого рыка хищников, ни щебета птиц. Сейчас на всем необъятном
острове жили только два существа. Он и эта удивительная девушка. А потом
она взяла его под руку и шепнула ему:
- Пойдем! - и повела его вглубь замершего леса. И он пошл за ней, зачарованный
ее голосом, ее движениями и ее пахнущим летними, пряными травами поцелуем.
Безропотно, словно агнец на заклание. Где-то на заднем плане трепыхалась
слабая мысль: что-то здесь не так, что-то не в порядке! Но настолько слабая,
и так медленно трепыхалась, что Олаф не обратил на нее никакого внимания.
Девушка привела его в шалаш, стоявши на берегу кристально чистого лесного
озера. Незамысловатое строение показалось Олафу сказочным дворцом, и он
шагнул под его своды вслед за своей королевой. А потом она дернула какую-то
незаметную веревочку, и платье струящейся рекой скользнуло к ее ногам.
Она протянула руку Олафу и повлекла его за собой на мягкое ложе из папоротниковых
листьев. И уже не сдерживая себя, викинг рванулся к ней, забыв о своем
доме, о своих близких. Как дикий зверь... А потом сознание потонуло в
фонтане восхитительных ощущений, викинг помнил лишь, что было хорошо,
очень хорошо, как никогда прежде...
Утром он проснулся довольно поздно. Сладко потянулся, вспоминая вчерашнюю
ночь любви, и увидел перед собой ту самую девушку, чьего имени он даже
не знал.
- Как тебя зовут, мечта? - опросил он ее.
- Мечта, - ласково сказала она и, вместо ответа, протянула ему Золотую
Чащу, полную какого-то темного напитка. Он с удивлением узнал свой трофей,
с таким трудам, потом и кровью вырванный из древнего храма Древних богов.
И как он очутился здесь, у этой девушки?
- Выпей, - медленно произнесла она, поднося чащу к его губам. И не в силах
противиться очарованию ее голоса, викинг выпил. Тотчас Олафа свалил сон,
такой же, какой настиг его команду. И он уже не видел, как юная девушка
с усмешкой опытной матроны отбросила чашу в сторону, как стали меняться
черты ее лица, как из милой прелестницы она превращается в красивую, но
жестокую, холодную и властную женщину с волосами цвета воронова крыш и
глазами зеленого изумруда. Резко выпрямившись, она бросила взгляд на распростертое
у ее ног тело викинга, и усмешка вторично исказила ее тонкие губы.
- Спи, старый дуралей, спи, - холодно молвила она, - ты еще не знаешь,
что вчерашней ночью я зачала от тебя ребенка, осененного проклятьем Древних
богов. Ребенка, который перевернет мир, ребенка, который послужит орудием
моего мщения всему миру. Ведь я не забыла, ох, не забыла того поражения.
И эти прихлебатели еще узнают обо мне. А то, что ты добыл эту чащу, вдвойне
приятней, ибо скоро сюда придут сами Древние Боги. А тогда..., - не сдержавшись,
ведьма, а это была именно ведьма, страшно расхохоталась. Нет, даже не
ведьма, а одна из самых сильных ворожей этого мира.
В те далекие времена, когда она была молода, и мощь распирала ее молодое
тело, она и ее друзья и соратники столкнулись с силой неведомых Строителей
(как они величали себя) и потерпели поражение. С тех пор прошло не одно
столетье. Мир много раз менялся, но Строители остались, и стали Богами.
И самыми ближайшими их прихвостнями была обитель магов на берегу озера
Норн.
А месть жила. Жила в сердце этой женщины, чтобы однажды выплеснуться в
древнем пророчестве. Но это уже другая история, и даже не все летописи
помнят ее. Мир оказался на грани.
|